|
19 октября - память апостола Фомы...
«Блаженны не видевшие и уверовавшие», - говорит
Христос. Но разве не Он говорил:«Не уверуете, если не увидите»!'
(Ин. 4,48) Не легче ли уверовать, увидев собственными глазами
Воскресшего Христа, прикоснувшись к Его ранам на руках и вложив руку
в прободенное ребро? Почему апостолам дано было видеть Христа, а нам
не дано? Почему мы лишены возможности быть свидетелями Его
присутствия и Его видимой победы? Почему мы должны ждать до
последнего часа, пока не уверимся ощутимо в Его торжестве над
смертью? Почему надо ждать до конца, чтобы увидеть, что это не
конец? Господи, если бы мне дано было увидеть Тебя и прикоснуться
хотя бы немного, совсем немного к Твоим ранам! И сколь многие почти
с угрозой говорят: «Если я не увижу Его, не прикоснусь к Нему — не
поверю».
Наверное, большинство в Церкви, как это было среди
апостолов, знает бесконечную радость верить в Воскресшего Христа, не
видя Его. Но есть среди нас всегда и такие, о ком в народе говорят:
«Фома неверующий». Господь знал, что такие вопросы будут возникать
до скончания мiра. И Своим уверением Фомы Он как бы предупреждает
все наши вопросы и даёт на них единственный ответ. Церковь говорит
нам, что на самом деле апостол Фома — покровитель истинно верующих
христиан. «Христос посреди нас», — приветствуют священники друг
друга от имени всех молящихся за Божественной литургией. Но здесь
Его присутствие иное.
Он больше присутствует среди тех, кто причастен всем
дарам Пятидесятницы, чем тогда. И обетование, которое Он даёт нам, —
больше. Но только вера может узнать Христа. Наши глаза не могут Его
увидеть, наши руки не могут Его коснуться. После сорока дней Пасхи
Христос не покажет Себя более глазам тех, кто соберётся, чтобы
праздновать Его победу над смертью и быть причастниками Его
Воскресения. Или, если выразиться точнее, Он явит Себя снова, но это
будет под видом этого Хлеба ломимого и Крови, изливаемой во
оставление грехов, которые говорят так же ясно, как раны на Его
руках или прободенное Его ребро.
Мы знаем, что Он пришёл к нам для того, чтобы
отдать Себя нам, умереть за нас. Когда священник во время
Евхаристического канона благословляет крестным знамением Чашу с
вином и Агнец на дискосе, когда во время причащения он держит в
своей ладони Небесный Хлеб, он может так же, как Фома в тот час
явления Христа Воскресшего, узнать истинного Бога своего. Он,
подобно Фоме, касается своей рукой распятого Господа, принявшего
смерть за всех живущих на земле. И это происходит со всеми, кто
молится за литургией и причащается Святых Христовых Тайн. Ибо
Христос, отдающий Себя нам, являясь во всём Своем смирении, облечён
Божественной славой в Духе Святом. И теперь
Он обращается только к нашей вере, чтобы мы узнали
Его и приняли Его. В течение всего богослужения, когда совершается
Таинство Тела и Крови Христовых, Он говорит с нами. Вся Божественная
литургия — это вхождение Воскресшего Христа дверями затворенными в
глубины нашей сокровенной жизни, которые так часто бывают закрытыми.
(«Двери, двери, премудростию вонмем», — восклицает от нашего имени
священнослужитель.) Господь говорит слово, которое не прейдёт
никогда. Небо и земля прейдут, слова же Его не прейдут.
Слова, которые делают нас вовеки живыми. Слова
истины, в которых заключена жизнь вечная и которые поэтому более
реальны, более подлинны, чем все внешние видения и чудеса. И Он даёт
нам понять, почему, не видя Его, мы блаженны, веруя в Него. Принесём
похвалу нашему близнецу по неверию — Фоме. Как откровенно, как ясно,
как прямо он говорит: «Я не верю, и я не поверю, пока не коснусь
Его». Прежде чем прийти к вере, надо вывести на свет Божий всё наше
неверие. Прежде чем предстать перед пасхальным светом, надо выйти из
мрака всех наших сомнений и отречений от Него нашими грехами.
Прежде чем однажды произнести, воспеть со всею
Церковью за литургией «Верую», надо прийти на исповедь и перед
Крестом и Евангелием покаяться в своём неверии. Надо умертвить все
наши колебания, всякую неопределённость в нашей вере. То, что, может
быть, более всего мешает многим из нас прийти к подлинной, глубокой
вере, — это нераскаянность в нашем неверии. Это пребывание в
приблизительности, в теплохлад-ности, в том, что преподобный Серафим
Саровский называет отсутствием решимости.
И признаться в отсутствии смелости в себе, и
покаяться перед Богом. Ибо вера подлинная, великая — та, что движет
горами и может отвалить камень от двери гроба; та, которая, прежде
чем радостно воскреснуть из гроба, сознаёт смиренно, что она в нём
заключена. Если по дару Христа Духом Святым за сердце сокрушенное и
смиренное, за неложное наше покаяние мы обретём внезапно веру, это
не будет плохо усвоенной верой других. Это будет наша вера. Может
быть, крошечная, как горчичное зерно, но наша вера. И только такая
вера может воскликнуть со страхом, и трепетом, и радостью: «Господь
мой и Бог мой!» (Ин. 20,28). Вера — это не то, что мы получили
однажды в Церкви как богатое наследство, чтобы устроиться раз и
навсегда в вечной жизни. Нет, за неё нужно бороться, она — сражение,
и она не может быть подлинной, если перестаёт быть сражением.
Вера — путь, которому нет конца, и мы должны идти,
преодолевая усталость и все преграды. Каждый день с самого утра,
побеждая все сомнения, всякое неверие. Потому что всякий грех есть
неверие, и всё, что не по вере, есть грех. Чтобы верностью Христу и
нам быть свидетелями пасхального света в Апостольской Церкви. Мы
знаем, что апостол Фома запечатлел проповедь Евангелия мученической
кончиной. В самой смерти Господь сподобил его особой милости.
Пронзенный пятью копьями, он всей жизнью и смертью своей прикоснулся
к пяти ранам Христа. «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни»
(Откр. 2, 10), — говорит, как апостолу Фоме, каждому верующему в
Воскресение Христово Господь.
|
