16 апреля Тайная
вечеря
В каждом православном храме
над Царскими вратами помещается икона с изображением Тайной Вечери.
В Евангелиях от Матфея, от
Марка и от Луки, а также в Первом Послании к Коринфянам о Тайной
Вечере рассказывается достаточно подробно. В Евангелии от Марка
сказано: «В первый день опресноков, когда заколали пасхального
агнца, говорят Ему ученики Его: где хочешь есть пасху? мы пойдём и
приготовим» (Мк. 14:12).
Пасха в ветхозаветной
Церкви – это праздник воспоминания об исходе из Египта, из дома
рабства, о первой ночи свободы. Вчерашние рабы, покидая Египет,
обретают свободу, контуры которой им ещё не понятны. По иудейскому
лунному календарю Пасха празднуется в один и тот же день, 15 нисана.
По нашему лунно-солнечному – юлианскому или григорианскому –
календарю этот день приходится на разные числа.
Заповедь о праздновании
Пасхи есть уже в книге Исход:
«Наблюдай праздник
опресноков... ибо в оном ты вышел из Египта» (Исх 23: 15).
В ирмосе первой песни
одного из канонов, который поётся во время утрени, так повествуется
об этом событии: «Яко посуху, пешешествовал Израиль по бездне
стопами...»
В этот день евреи выпекали
пресный хлеб – мацот – в знак того, что они спешили, покидая Египет,
и поэтому не могли испечь хлеб квасной. Кроме того, закваска – это
символ брожения, разложения; опреснок же, наоборот, символ чистоты,
нетронутости разложением. Поэтому в иудейских семьях с глубокой
древности и доныне за два дня до Пасхи – 13 числа месяца нисана –
хозяин уничтожает закваску, чтобы в доме не осталось квасного хлеба.
В этот день в Иерусалимском храме закалывался пасхальный агнец.
После разрушения Храма этот обычай был упразднён. Но до сих пор в
память о том, как евреи первый раз испекли мацот, каждую весну, к
каждой Пасхе печётся этот пресный хлеб.
Пасхальная трапеза на
иврите называется словом седер (порядок).
На ней обязательны
пасхальный агнец (после разрушения Храма императором Юстинианом
агнец стал заменяться кусочком мацы), мацот; чаша солёной воды,
символизирующая слезы, пролитые евреями в Египте, и вместе с тем –
солёные воды Красного моря, через которое «яко посуху» перешёл
Израиль, уходя из рабства на свободу; набор горьких трав (марор),
напоминающий о горечи рабства; хорошет – паста из яблок, фиников,
веточек корицы и ореха – в память о тех кирпичах из соломы и глины,
которые иудеи делали в Египте, когда были рабами; четыре чаши вина –
как символ четырёх обещаний Бога Своему народу: вывести его из-под
ига, спасти, принять к Себе и быть его Богом.
Главное в празднике Пасхи у
иудеев – циккарон (воспоминание). В одном из талмудических
трактатов, где говорится, как надо праздновать Пасху, есть такие
слова: «Во всяком поколении всякий человек должен почувствовать,
будто это он сам вышел из Египта». Не его далёкие-далёкие предки три
с лишним тысячи лет назад, а именно он сам.
...Ученики спрашивают
Христа, где им приготовить пасху. Спаситель посылает их в дом, где
они должны найти – и находят – верхнюю горницу, устланную коврами. В
этой горнице, «когда настал час, Он возлёг, и двенадцать апостолов с
Ним» (Лк. 22:8-14). Глагол «возлечь» указывает на одно очень важное
обстоятельство. За пасхальной трапезой возлежали, подчёркивая тем
самым, что это трапеза свободных людей. Раб ест стоя, в спешке
заглатывая куски, – у него нет времени для трапезы. Свободный
человек за трапезой может полулежать. О том, что «Он возлёг» и «они
возлежали», говорится ещё в двух стихах – в Евангелиях от Матфея
(26: 20) и от Марка (14:18).
Иисус берёт хлеб, затем
вино. Хлеб и вино – два центральных элемента Тайной Вечери, как и на
пасхальном седере у иудеев. Евангелист Лука упоминает чашу –
по-гречески она названа триблион, а святые Кирилл и Мефодий перевели
это слово как «солило». Солило – чаша с солёной водой. Славянские
первоучители перевели это слово по смыслу, а не буквально. Из
Евангелия от Иоанна понятно, что это была чаша с какой-то жидкостью,
ибо Иисус обмакнул в неё хлеб. По-гречески прямо о жидкости не
говорится, но употреблено причастие бапсас, то есть «обмакнув» (в
какую-то жидкость) кусок хлеба. Затем Иисус дал его Иуде.
Совершая Тайную Вечерю,
Господь говорит: «Сие творите в Моё воспоминание» – это значит, что
Он употребил слово циккарон, которое так важно в пасхальном ритуале
иудеев. Наконец, в Евангелии от Луки (22: 17-18) говорится ещё об
одной чаше с вином, кроме той, которую Иисус взял в конце Тайной
Вечери и благословил со словами: «...сия чаша есть новый завет в
Моей Крови, которая за вас проливается» (Лк 22: 20). В самом начале
Вечери Он, «взяв чашу и благодарив, сказал: примите её и разделите
между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода
виноградного, доколе не придёт Царствие Божие». И затем, «взяв хлеб
и благодарив, преломил».
Для прежних толкователей
Евангелия это место, где говорится о первой чаше, всегда было очень
трудным. Зачем она, эта чаша, в начале трапезы? Но если мы заглянем
в пасхальную Агаду (практическое руководство, по которому
совершается пасхальная трапеза у иудеев), то узнаем, что трапеза
начинается с обычая, именуемого кидуш (освящение). Глава семьи берёт
чашу, благословляет, читает над ней молитву, и затем эта чаша
передаётся по кругу. И каждый читает над чашей примерно такую
молитву: «Благословен Ты, Бог Вседержитель, Царь Вселенной,
сотворивший плод виноградный». В Евангелии же Спаситель говорит: «Не
буду пить от плода виноградного» (Лк. 22:18), т.е. как бы повторяет
слова из этой молитвы. Чаша, с которой начинается пасхальная трапеза
у иудеев, и есть, без сомнения, та чаша, о которой идёт речь в
Евангелии от Луки.
Сравнивая евангельский
рассказ с пасхальной Агадой, мы видим, что Господь на Тайной Вечере
совершает пасхальный седер; вместе с тем на этой трапезе – как мы
знаем из Евангелия от Матфея, от Марка, от Луки, из Первого Послания
к Коринфянам апостола Павла – нет пасхального агнца, хотя в это
время Иерусалимский храм ещё не был разрушен и бытовал обычай
заклания. Возникает вопрос: почему же нет агнца на Тайной Вечере?
Ответить на него нам помогает апостол Павел в Первом Послании к
Коринфянам: «Пасха наша, Христос, заклан за нас» (1Кор. 5:7); иными
словами, Иисус – наш пасхальный Агнец. До апостола Павла об этом же
говорит Иоанн Предтеча, прямо называя Спасителя Агнцем Божиим: «Вот
Агнец Божий, Который берёт на себя грех мира» (Ин. 1:29).
Общеизвестно, что в первые века церковной истории Христос обычно
изображался в виде Агнца. Сегодня просфора, на которой во время
Литургии совершается таинство Евхаристии, называется агничной, из
неё вырезается евхаристический хлеб – «агнец».
Итак, Иисус берёт хлеб и
благословляет его, произнеся молитву, и затем говорит: «...сие есть
Тело Моё, которое за вас предаётся» (Лк 22:19). «Сие есть Тело Моё»
– это восклицание напоминает фразу из Агады: «Сие есть скудный хлеб,
который ели наши предки в земле египетской». Это ещё одна параллель
Тайной Вечери с пасхальной трапезой иудеев.
Как и положено по
пасхальной Агаде, Христос в конце Тайной Вечери, это подчёркивает
апостол Павел, берёт чашу с вином и благословляет её. Этим кончается
пасхальная трапеза. Благословляя чашу с вином, Христос произносит:
«...сие есть Кровь Моя нового завета» (Мф. 26:28), цитируя слова из
книги Исход (24: 8). Итак, Иисус осуществил ритуал, который тысячу с
лишним лет ежегодно совершался в Палестине. Но при этом Он дал людям
не хлеб и вино, а Себя Самого в виде хлеба и вина: «Приимите,
ядите...» Не скудный хлеб, а Тело Своё и Кровь Свою.
В конце XIX – начале XX
века русские философы В. Соловьёв, Н. Бердяев и другие задавались
вопросом: чем христианство отличается от всего остального, что
накоплено человечеством за тысячелетия истории? И приходили к одному
и тому же ответу: западные (римские, греческие) и восточные
(индийские, китайские, египетские) учителя – все предлагали людям
своё учение. Христос же предложил Самого Себя. Эта главная
отличительная черта христианства наиболее полно проявилась именно в
Тайной Вечере.
Ещё раньше Христос говорил
об этом прямо, восклицая: «Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий
хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя,
Которую Я отдам за жизнь мира» (Ин. 6:51). И далее: «...истинно,
истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и
пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и
пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний
день» (Ин. 6:53-54).
В повторении той Тайной
Вечери, когда накануне Своих страданий Господь научил учеников
таинству Евхаристии, заключается основа христианской жизни. «Сие
творите в Моё воспоминание», – говорит Иисус в конце Тайной Вечери
(Лк. 22:19), поэтому повторение Тайной Вечери по этим Его словам
становится Литургией нашей Церкви.
Подобно тому как иудей,
совершающий седер, ощущает, что это он сам ушёл из египетского
плена, так и христианин чувствует себя во время Евхаристии
участником Тайной Вечери. Мы выражаем это чувство в молитве, которая
читается перед причастием: «Вечери Твоея Тайныя днесь, Сыне Божий,
причастника (причастницу) мя приими».
В пасхальную ночь древняя
трапеза приобретает у Христа и Его учеников новый, мистический
смысл. Известный французский богослов Луи Буйе сказал об этом: «Всю
новизну Евангелия Господь ввёл в тщательно соблюдённые линии
торжественного чина, насыщенного самыми чтимыми преданиями Израиля».
И это действительно так.
Важно иметь в виду, что
евхаристическая мистика – это не мистика для элиты, узкого круга
посвящённых, это мистика, доступная каждому. Потому что даже тот,
кто в силу каких-то причин не может поверить в пресуществление,
преложение Святых Даров, приступает к Святым Тайнам, причащается по
слову Иисуса: «Сие творите в Моё воспоминание». И каждый, кто любит
Христа, становится подлинным участником Тайной Вечери, творя сие в
воспоминание об Иисусе, даже если не понимает до конца, в чём смысл
Евхаристии.
Но всё же – пасхальный ли
седер совершил Господь в тот вечер со Своими учениками?
В некоторых комментариях к
Новому Завету утверждается, что между синоптическими Евангелиями –
от Матфея, от Марка и от Луки – и Евангелием от Иоанна существуют
серьёзные противоречия в датировке трапезы Христа. Я уже говорил о
некоторых чертах иудейского седера. Так вот, из начала 14-й главы
Евангелия от Марка становится ясно, что Иисус совершает пасхальную
трапезу в первый день опресноков. Можно найти и другие детали,
подтверждающие, что в рассказах трёх евангелистов речь идёт именно о
пасхальном седере.
Но что говорит евангелист
Иоанн?
Иисус схвачен, и Его ведут
от Каиафы в преторию. «Было утро; и они (иудеи. – Г.Ч.) не вошли в
преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху»
(Ин. 18:28).
Значит, Господь уже под
стражей, а пасхальная трапеза ещё не началась. Следующая глава:
«Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый. И сказал Пилат
иудеям: се, Царь ваш!» (Ин. 19:14).
Значит, Иисус уже под
стражей, а ещё только пятница перед Пасхой. Ранее, в начале 13-й
главы, тоже подчёркивается, что Вечеря совершается перед праздником
Пасхи. Евангелисту Иоанну вторит Талмуд, где в одном из трактатов
говорится, что Иешуа бен Пантере, то есть Иисус Сын Девы, был казнён
вечером накануне Пасхи. Встаёт вопрос: кто же прав – синоптики или
Иоанн и, соответственно, Талмуд?
Светские учёные пытаются
ответить именно на этот вопрос: кто прав? Мы же знаем, что Священное
Писание не ошибается. Значит, просто нужно понять, в чём суть
данного несоответствия. Если читать евангельский текст неглубоко,
поверхностно, то может показаться, что в Писании есть противоречия.
Но если изучать его углублённо, то оказывается, что противоречий в
нём нет.
Похоже, что Иисус
действительно умер накануне Пасхи, потому что, во-первых, рассказ о
страстях Христовых в Евангелии от Иоанна в высшей степени надёжен.
Как показывают исследования текста, это очень древний рассказ.
Во-вторых, такие не похожие один на другой источники, как Евангелие
от Иоанна и Талмуд, говорят об одном и том же. А когда два как бы
взаимоисключающих источника сообщают одну и ту же информацию, это
достаточно надёжное свидетельство её подлинности.
С другой стороны, у
синоптиков описана, конечно, пасхальная трапеза. Но на этой
пасхальной трапезе нет агнца...
Его и не могло быть, потому
что эта трапеза совершена Спасителем заранее. Если мы откроем любой
пророческий текст – книги пророков Исайи, Иеремии, Иезекииля, – то
увидим, что многие речения пророков устремлены в будущее. Они
говорят о том, что будет в далёком будущем, через восемь, девять,
десять веков. В Евангелиях же как раз наоборот, ключевые слова в них
– «ныне», «сегодня». Иисус говорит: «Ныне прославился Сын
Человеческий» (Ин. 13:31); «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк 23:
43); «Ныне пришло спасение дому сему» (Лк. 19:9); «Ныне исполнилось
писание сие» (Лк. 4:21)... «Но настанет время, и настало уже», –
дважды говорит Иисус в Евангелии от Иоанна (4:23; 5: 25). Иными
словами, всё христианство – это будущее, которое осуществляется
ныне.
«И Царство Твое, – молимся
мы во время Литургии, – даровал еси (то есть уже даровал. – Г.Ч.)
будущее». Христиане средних веков считали, что Царство Божие – это
то, что ждёт человека когда-то в будущем, после смерти. Но мы знаем,
что это Царство уже даровано нам. Христианство и есть наше
сегодняшнее бесстрашное вхождение в будущее. Подчёркивая это,
Господь и совершает трапезу заранее, показывая, что Он с апостолами
входит в будущее.
Мы становимся гражданами
будущего через евхаристическое общение. Если это понять, то станет
ясно, что противоречий в текстах синоптиков и Иоанна нет – потому
что синоптики рассказывают нам об обстоятельствах Тайной Вечери, а
Иоанн точно датирует её и повторяет слова Спасителя: «Настанет
время, и настало уже». Это и есть наше вхождение в будущее.
В Евангелии от Луки (гл.
24) есть рассказ ещё об одной трапезе. По дороге в Эммаус Иисус
толкует ученикам Писание, а затем берёт хлеб, благословляет,
преломляет и даёт им. Сравним этот рассказ с повествованием о том,
как совершает таинство Евхаристии апостол Павел. В Троаде, «когда
ученики собрались для преломления хлеба», Павел «беседовал с ними и
продолжил слово до полуночи», а затем преломил хлеб (Деян. 20:7).
Святой Иустин Мученик,
живший во II в., рассказывает о том, что во время таинства
Евхаристии сначала читались одно из Посланий апостола Павла и
пророческие тексты, затем произносилась проповедь, после чего
совершались молитвы и Евхаристия.
Таким образом, таинство
Евхаристии, или Преломления хлеба, соединялось с чтением Писания и
проповедью. И доныне Литургия состоит из двух частей: Литургии
оглашенных, или Литургии слова, когда поются 102-й и 145-й псалмы,
начало Нагорной проповеди – «Блаженны нищие духом», а затем читается
текст одного из апостольских Посланий и произносится проповедь; и
Литургии верных, когда, собственно, и совершается таинство
Евхаристии. Тексты из 20-й главы Деяний святых апостолов и
свидетельство Иустина Мученика показывают, что структура обедни
восходит к апостольским временам. Об этом же делении Литургии на две
равнозначных части говорит и латинское её название – missa;
блаженный Августин объясняет, что после проповеди бывает «мисса (от
латинского глагола mittere – «отпускать») для катехуменов»
(оглашенных, ещё не крещённых), они отпускаются, и «остаются
верные». Слово «верные» употреблено здесь не случайно – служба,
совершаемая после того, как катехумены отпущены, называется
Литургией верных.
Итак, Господь использует
древний ритуал, который к моменту Тайной Вечери насчитывает уже
более тысячи лет истории. Если мы посмотрим богослужебные книги
иудеев, то обнаружим там те же элементы службы, которые присутствуют
в Литургиях Иоанна Златоуста или Василия Великого. Это и приношение
даров, и каждение, и омовение рук, и диалог того, кто совершает
службу, с молящимися. У иудеев раввин говорит: «Принесём
благодарение». «Да будет благословенно имя Господне», – отвечают ему
молящиеся. «Благодарим Господа!» – восклицает сегодня священник
Православной Церкви. «Достойно и праведно есть поклонятися Отцу и
Сыну и Святому Духу, Троице Единосущной и Нераздельней», – отвечает
ему хор. «Вашим согласием мы благословим Того, Кто дал нам
участвовать в Его благах!» – восклицает затем возглавляющий службу у
иудеев. И это тоже напоминает наше священническое восклицание:
«Благодать Господа нашего Иисуса Христа... буди со всеми вами!»
Важно понять, что Христос
всю новизну Евангелия вкладывает в древний ритуал. Возможно, именно
благодаря этому литургическая мистика оказывается доступной не
избранным, но каждому. Литургия даёт верующему возможность жить в
полноте мистического единения со Христом. Через неё достигается
глубокое мистическое и интимное единение каждого со Христом.
Но в то же время – и в этом
коренное отличие мистики христианства от любой другой мистики –
через неё достигается не только единение верующего с Богом, но и
единение всех участников таинства друг с другом, причём равно живых
и умерших. Христос – Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова – не Бог
мёртвых, но Бог живых. У Бога – все живы! В Евангелии от Иоанна
говорится, что Иисус умер, чтобы рассеянных чад Божиих собрать
воедино.
«Дидахе» – учение
двенадцати апостолов – древний христианский текст, датируемый
примерно концом I в., когда ещё были живы непосредственные ученики
апостолов, даёт нам замечательный литургический текст, молитву:
«Подобно тому, как этот хлеб был разбросан по горам, а затем собран
воедино, так даруй, Господи, чтобы Церковь собралась воедино со всех
концов земли в единое Царство». Апостол Павел говорит: «Один хлеб, и
мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1Кор.
10:17).
Это мистическое единение
всех в единое тело очень непохоже на нехристианские мистические
системы, где человек восстанавливая связь с Богом, наоборот, рвёт
связи с окружающими его людьми; оставаясь наедине с Богом, он
уходит, отрывается от людей, противопоставляет себя им. В
христианстве, в православии этого нет, никогда не было и, будем
надеяться, не будет – иначе это уже будет не православие.
ссылка
священник Георгий
|